[AVA]http://s017.radikal.ru/i426/1606/52/9063e7bc9cda.jpg[/AVA]Это было идеальное воскресное утро, с поздним пробуждением, теплым, приготовленным доброй мамой, завтраком и неожиданной приятной новостью: родители сегодня уедут на весь день, потому что отца пригласили на какое-то светское мероприятие. А это означало, что весь день Шинго может посвятить ничего неделанию. Правда любимая сестрица явно хотела выпроводить его из дома. На её угрозы парень не обратил никакого внимания, а наоборот демонстративно притащил в зал ноутбук и джойстик, подключил все это дело к телику и погрузился в жестокий (по мнению Усаги) мир игры Far Cry 4.  Дальнейшие пол часа Шинго развлекался ездой на слоне и разнообразными способами убийств людей и животных.
На самом интересном месте в дверь позвонили.
- Какого черта?! – выругался подросток, он уже хотел идти открывать, но услышал торопливый топот в коридоре. «Что это с ней?» - подумал Шинго, подивившись проворности обычно медлительной и ленивой сестрицы. Любопытство было настолько сильным, что он бросил джойстик и вышел в коридор.
-Привет, ты очень вовремя- произнесла блондинка, приглашая гостя войти. -Не обращай внимания, это Шинго. И он уже уходит- пропела девушка на одном дыхании, бросив на брата полный возмущения взгляд.
- Никуда я не ухожу, - возмутился мальчик, - а это еще кто? Я все расскажу родителям!
И тут незнакомец снял ботинки и выпрямился. Шинго остолбенел, как только понял, КТО пришел к ним домой.

Отредактировано Шинго Цукино (07-03-2015 13:03:43)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i426/1606/52/9063e7bc9cda.jpg[/AVA]Шинго попал в необычную ситуацию: его сестричка оказалась весьма популярной девчонкой. Шинго прекрасно знал, что у нее есть парень – Мамору Джиба, скучный, консервативный тип, который очень нравился их родителям. И вдруг на тебе! Вроде еще недавно дурочка Усаги грезила о свадьбе с Мамору. Даже просила, чтобы мама научила ее готовить какое-то любимое блюдо парня, а теперь приглашает в дом другого, да и кого?! Это же восходящая звезда Сейя Коу, Шинго сразу его узнал. Однако музыкант почему-то представился вымышленным именем, да еще и попросил его не выдавать.
- Так Усаги не в курсе, кто ты? – спросил парень, когда его сестрица в спешке растворилась, мечтая угодить гостю, - Почему?
Пока музыкант объяснял ему причину произошедшего, Шинго посетила гениальная идея.
- Да, я в общем-то, не  против, и даже готов тебе подыграть. Но мое молчание имеет свою цену: 427 долларов! Иначе мне придется просветить эту дуреху, что ты не тот за кого себя выдаешь…
Выпалив свои требования единым махом, Шинго задумался: "Может быть стоило просить его раскошелиться побольше?" 427 долларов - стоила PS4, о которой он давно мечтал.

Отредактировано Шинго Цукино (07-03-2015 17:30:25)

[AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA] Как и предполагала Усаги, братец явно оживился после появления в доме гостя. Блондинка была практически готова на все, лишь бы Шинго не испортил ей такую важную встречу, а главное, чтобы об этом не узнали строгие родители. Самые страшные опасения девушки были стали абсолютной реальностью: предприимчивый младший Цукино пообещал сдать ее с потрохами. Усаги знала, что Шинго ни за что не упустит возможность испортить ей настроение, поэтому она уже размышляла над тем, как избавиться от нежелательного присутствия третьего лишнего. Абсолютно естественное волнение мешало блондинке сосредоточиться.
-Какая тебе разница, кто ко мне пришел? Играй в свои игрушки и не мешай взрослым людям...разговаривать!- произнесла Цукино-старшая, бросив на брата испепеляющий взгляд. Ее до глубины души раздражали наглость и любопытство Шинго. Чем меньше он знал, тем спокойнее было самой Усаги.
И все же знакомство состоялось. Усаги надеялась, что брат проявит благоразумие и все же покинет их добровольно. Но Шинго явно задумал что-то неладное. Девушка даже представить не могла, чем обернется "удачное" знакомство для ее друга.
Тем временем Кэй попросил блондинку угостить его чаем. Довольная Усаги быстро побежала ставить чайник. Ей хотелось поскорее вернуться, пока братец не выкинул очередную гадость.
-Хорошо, я скоро вернусь. Надеюсь, Шинго не успеет достать тебя - улыбнулась девушка, скрывшись за дверью.
Если он что-то натворит, я прибью его своими же руками!- подумала Усаги про себя.
Девушка суетилась на кухне, шумно расставляя посуду и угощения. Она и не предполагала, на какие мерзкие поступки способен Шинго ради собственной выгоды. Если бы Усаги услышала даже небольшую часть разговора за стеной, младшему брату пришлось бы очень не сладко. Пребывающая в неведении блондинка быстро расставила все по местам, едва не разбив от волнения любимую чашку. Хлопоты с сервировкой были для нее нелегким испытанием, но Цукино поймала себя на мысли, что быть хозяйкой в доме все-таки приятно. Она не спеша наполнила две чашки ароматным чаем, а рядом с ними поставила яркую вазочку с конфетами и печеньем. Незамысловатое угощение было готово.
Блондинка медленно вышла из комнаты, очень надеясь на то, что Кэй еще не сбежал от нее после непродолжительной беседы с Шинго. Мало ли что мог ему наплести этот мелкий хулиган, ради того, чтобы выставить ее в дурном свете. Но с виду все казалось абсолютно нормальным. За исключением подозрительно довольного братца, явно сменившего гнев на милость.
-Надеюсь все в порядке? - обеспокоенно спросила Усаги, внимательно посмотрев на Кэйя.
-У тебя есть пять минут, чтобы уйти и оставить нас в покое- бросила блондинка брату, наивно полагая, что ее слова подействуют. Она весьма красноречиво взяла гостя за руку и повела его на кухню, оставив Шинго в гостиной. Девушка плотно закрыла дверь, чтобы исключить любую возможность пошпионить.
После незамысловатого чаепития, Усаги предложила пойти в ее комнату. Ей казалось, что там они смогут скрыться от любопытных глаз Шинго. Девушка быстро убрала со стола, вновь изобразив из себя примерную хозяйку.
На этот раз Шнго абсолютно не обратил внимание на проходящую мимо него парочку. С виду брат был целиком и полностью увлечен игрой. Усаги даже улыбнулась, почему-то про себя решив, что младший Цукино решил оставить их в покое.
Комната Усаги располагалась на втором этаже почти в самом конце коридора. Небольшое уютное помещение было аккуратно убрано. Словно в этой комнате жила не Усаги, а кто-то другой. Не зря блондинка провела несколько часов за уборкой, чтобы показать себя в выгодном свете.
- Это и есть моя комната, располагайся- Усаги пригласила гостя войти. Сегодня у нее не было поводов покраснеть.

Отредактировано Усаги Цукино (12-03-2015 14:50:10)

[AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA]  Ты закрываешь дверь изнутри, едва только он преступает порог твоей комнаты, и, складывая руки позади себя, еще несколько минут заслоняешь собою проход на случай, если любопытство младшего брата вновь пересилит его кратковременный всплеск учтивости и благородства. Тебе все еще не понятно, отчего же так легко и просто твой задира-братец решил отступиться и не лезть не в свое дело, ведь на него это не совсем похоже, но это уже не так важно. Вам щедро даровано время дружественного покоя, и можно выдохнуть.
Кэй тем временем изучает твою лилово-розовую обитель, разглядывает вещи, и даже делится впечатлениями в своем собственном духе, завуалировано отмечая предполагаемый уровень умственной нагрузки, заложенный в томах твоей любимой манги. Ты не пропускаешь мимо ушей этой легкой подколки, надуваешь щеки,  отвечаешь, или даже бубнишь что-то в духе  того, что о любви можно писать бесконечно, а здесь, к тому же, рисунки, при том красивые, «не то что ваши книжки с кучей ненужного сплошного текста».
Потом он ставит еще зачехленный инструмент, что принес с собою, и, обращая внимание на развешенные на стене фотографии, вопрошает тебя – уж и впрямь ли ты захотела учиться такому нелегкому делу, как музыка? И ты тут же выпрямляешь спину, горделиво так, уверенно, всем свои видом, а потом и словами говоря, что – да, «я готова!», что новая музыкальная прима родится прямо здесь, прямо сейчас, и Кэй непременно будет не только наставником, но еще и свидетелем рождения новой звезды! С этим настроем ты падаешь на мягкую постель, удобно устраиваясь на усыпанном полумесяцами и кроликами покрывале, и в ожидании следишь за юношей. Спустя мгновение, правда, ты понимаешь, что средь памятных изображений, на которые взирал твой гость, есть одна единственная скрывающая одну деликатную правду. Сердце пропускает один удар, потом второй, потому что приходит осознание – ты лжешь сразу двоим. Кэйю, так и не решившись с момента вашей первой встречи даже вскользь обронить или намекнуть на то, что ты, вроде как, не одна, и твоя душа по определению, если не со времен прошлой, то уже в этой жизни, должна принадлежать совсем другому, хоть сама ты и мечешься средь безумных эмоций, которые вдруг стала испытывать рядом с ним. А еще ты лжешь ему, своему Мамо-чану,  потому как уже взялась всячески скрывать подробности нового знакомства, что никогда не было свойственно ни вашим отношениям, ни тебе самой. Да, Усаги, ты ведь всегда говорила только правду, если она затрагивала чувства.
Совесть вгрызается в сознание, заставляя тебя, еще совсем маленькую девчонку, принимать чертовски взрослые решения, но ты капризно вертишь головой, отгоняя всяческие мысли и пытаешься наслаждаться моментом. В котором, кстати, твой темноволосый друг уже обнажил дорогущий музыкальный инструмент, чем почти сразу и вызвал твой восторг да разогрел любопытство. Интересно, сколько стоит это чудо музыкальной индустрии?
Он, конечно же, принимаясь показывать обещанные «парочку  простых приемов», хвастливо, но виртуозно скользит по струнам, и музыка, слетающая из под его пальцев поражает тебя не хуже выстрела. Ты округляешь глаза, восторженно вглядываешься в движения и вслушиваешься в звуки, в процессе даже берешься  за голову, приподнимаешься, желая прочувствовать опору под ногами, а когда он заканчивает, то едва ли не бросаешься аплодировать.
Правда, когда он, уловив в твоем взоре легкое смятение после его великолепной партии, вновь обещает начать с самого простого, но уже с тобою вместе, ты отмахиваешься – мол, «ерунда, я и так все запомнила!». Он что-то говорит тебе следом, о чем-то, будто бы рассказывает, но ты не сразу улавливаешь смысл, потому как тянешь свою твердую ладошку к инструменту, желая прибрать его к рукам и начать показывать свое собственное импровизированное соло, играя, только, не иначе как на нервах, но в последнее мгновение тебя осеняет:
- Что ты сказал?! – и интонация твоего голоса повышается, заменяя удивление на типичное возмущение. – В группе?!

[AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA] И сразу надула щеки, забывая о собственном возрасте как о бессмысленной цифре для тех, кто вечно молод душой, примерив яркий образ пятилетней девочки, что получила сегодня на целую конфету меньше заслуженного. Она сердится, сжимает губы, напрягает плечи, щурится, не скрывая своего подозрения во взгляде и приближает свое лицо к нему так, словно бы заикающийся юноша напротив не иначе как на допросе. Она, верно, при всей искренности вспыхнувшей на сердце эмоции, кажется до необъятного смешной и нелепой, потому что на деле, оданголовая куколка не умеет держать в себе, даже сиюминутно,  истинно злое чувство. Потому же повышенный тон ее, приведший парня в легкое замешательство, был ничем другим кроме как олицетворением обыкновенного протеста ее прежнему неведению.

Именно неведению, ведь честностью не могла похвастаться и она. Но сейчас - не об этом.

Все меняется, когда Кэй, выдержав мимолетную паузу для собственных размышлений, оказывается рядом с ней. Девичья ладонь с легкостью юношеского движения оказывается в его руках, и прикосновение это волшебством снимает с ее лица всю прежнюю обиду. Он слишком близко, и оттого сердце вновь противоестественно замирает. Синеокий взор напоминает поутихшее море, а сама девчонка вдруг становится до удивительного внимательным слушателем.

И он говорит ей. Он – признается.

«..веришь ли ты в любовь с первого взгляда?», - слышит она, и тут же отвечает внутренним голосом, очерчивая только губами слово: «Верю».  Ведь как же ей, влюбившейся тысячелетием назад, с самого первого взгляда в сапфировые глаза земного принца, не верить? Как же ей, услышавшей предательски учащенное сердцебиение в груди в день, когда она повстречала Кэйя,  не знать о том, что это такое: «с самого первого взгляда»?
У нее чуть приподнимаются уголки губ, едва заметно и сдержанно, когда он говорит ей о чувствах, о том, что она оказалась вдруг ему не безразличной, что запала в душу с первого мгновения, но светлая эмоция быстро тает, превращаясь в отблеск грусти и какого-то разочарования. Так что же, его зовут вовсе не Кэй? И все, что он рассказывал о семье, все – выдумка? Только братья и пропавшая сестра. Так что сталось с родителями на самом деле? И зачем он солгал?
Она слушает дальше, позволяя теперь напряжению затронуть ее плечи, а более тонкой, более серьезной обиде коснуться лица и взгляда. Она слушает про популярность, про дурную славу и про желание быть настоящим с ней, с единственной, кто вместо телевизионных каналов предпочитала часами разглядывать комиксы о любви и играть в видеоигры.

Усаги молчит, а юноша рядом будто бы борется сам с собою, и, в конечном счете, теряясь в чувствах, ругается, вскакивает с места подле нее и начинает беспокойно исследовать шагами комнату.

«Ты ненавидишь меня, Усаги?» - слова врезаются в сердце, вновь меняя обиду и разочарование на отрицание, ведь…
«Нет! Конечно же, нет! Как могу я ненавидеть тебя?» - отвечает она взволнованным взглядом, поднимаясь с постели, подается вперед и замирает, опуская белокурую головку вниз.
- Восходящая звезда – Сейя Коу… - шепчет сама себе под нос Усаги и держит мгновение при себе, чтобы осмыслить хотя бы немного.
- Кто бы только мог подумать… -  продолжает она, оставляя взгляд где-то под собственными ногами, и может показаться, словно бы шансов получить заветное прощение у юноши нет вовсе.
Однако, следующей секундой, она возвращает внимание к нему, и на лице ее оказывается добродушная, мягкая и теплая улыбка.
- Что мне повезло повстречаться с самим солистом знаменитой группы «Три звезды»! – смешинка пробирается в ее голос. – Бьюсь об заклад, что те безумные фанатки, от которых мы убегали два дня назад, умерли бы от зависти, если бы узнали о том, кто учит меня играть на гитаре!

Эй, принцесса, оглянись! А лучше – подними глаза и посмотри вперед. Это ли твой счастливый конец, какой ты извечно искала на страницах той самой манги, в которой почти все начертания были посвящены только одному – любви? О да. В самое первое мгновение, ты именно так и думаешь, потому что все происходит до невероятного сказочно.
Ты, вроде бы, ничего такого и не сказала ему в ответ, а всего лишь утихомирила первоначальную бурю ребяческого возмущения, поддавшись его честному: «с тобой я могу быть настоящим». Вместе же с легкостью твоих слов, вместе с улыбкой на твоих губах, ты простила его за, верно, пустяковую ложь, и этим, - ты же видишь? – тут же взрастила за его спиною крылья. Ты не сводишь с него взгляда, улавливая каждую эмоцию, отпущенную в твою сторону, от восторга до смеха, наблюдаешь за каждым шагом, за каждым движением, и когда попадаешь в его объятья, то окончательно позволяешь сердцу с его треклятым «тук и тук» наигрывать мелодию не правильными четвертями, а шестнадцатыми.
Быстро.  [AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA]
Безостановочно.
Твой взгляд тает, как и ты сама уже не чувствуешь ни рук, ни ног, только понимаешь, что они как-то предательски дрожат, потому что когда он говорит что-то следом, о том как рад, как счастлив, и что гитару в руках пока лишь держал только он, его дыхание уже скользит по твоему лицу.  Дальше - пальцы, умелые, талантливые,  они даруют ласковое прикосновение, и тогда шестнадцатые становятся тридцать вторыми. Ты вздрагиваешь, приподнимаешь плечи, и, будучи ниже ростом, вскидываешь голову, чтобы посмотреть в его глаза.
«Хочешь?»  - его голос оседает где-то в глубинах твоего сознания, стекает по венам к сердцу, и когда юношеская ладонь меняет объятье дружеское на более близкое, более значимое, оно вовсе замирает на целый такт, отбирая вместе с тем и дыхание. Глаза наполняются удивлением – таким, какое обычно бывает у героинь все тех же рисованных романов, когда свершается то, чего они не ждали, но о чем точно допускали мысли, даже если и боялись себе в этом признаться.  К щекам приливает кровь, алая краска едва заметно пролегает на коже.
Следом – новое слово. Заклинание, роднящееся с громом средь ясного неба, которым обычно-то и заканчивается всякая повесть о вечных чувствах.
Я люблю тебя.
Он говорит это вслух, не отводя взгляда, не отнимая ладоней. Ты и без того удивлена, но теперь ты и вовсе – обескуражена. Твое лицо отражает неверие, губы приоткрываются, поддерживая ошеломление, тебе требуется глубокий вдох, чтобы осознать, а правда ли, что это все наяву?
Пока ты предпринимаешь полные тщетности попытки  отыскать свое сознание, твоя ладонь без твоего, вроде как, ведома ложиться на крепкое юношеское плечо, и дыхание его вдруг вновь становится до чудовищного горячим.
Ближе прежнего.
Он тянется поцеловать тебя.
И на этом должен закрыться занавес. Аплодисменты. Слезы. Воспоминания. Они жили долго и счастливо.

Ты почти готова ответить.

Но, отчего-то, вдруг закололо в груди. Болезненным напоминанием отозвалось внутри самой тебя, и вместо того, чтобы укрепить объятья, ты упираешься пальцами в его плечи. Останавливаешь.

Герои не предают. Герои находят свое счастье на последней странице книги только тогда, когда сумели оставить за собою справедливость, смелость, доброту, а главное – честность. Ответить на чувства сейчас, так ярко и так полноценно, поддавшись порыву еще большему, чем в предшествующие встречи, значит предать окончательно и, возможно, сразу обоих.
Ты все еще ему не сказала о том, что связана судьбою с другим, что не отпускала его, не расставалась, не говорила ему о вашей встрече. Равно также, ты не говорила и своему «принцу», который был предначертан тебе в самом начале этой повести, что тебя одолели до странного другие чувства, и потому же, сказать молодому музыкантом о том, что они в какой-то еще неизвестной мере  взаимны, значит предать окончательно того, кого ты действительно любила все эти годы. Да и, наверное, все же любишь, не так ли?

Ты растеряно поджимаешь губы. Но набираешься смелости.
- Я тоже… – слово вырывается сбивчивым, но мнимая публика все еще ждет этого проклятого счастливого конца, обнадежено выжидая, что дальше ты скажешь всего лишь два слова, коими соберешь магическую формулу хэппи-энда до конца.
Но вместо этого, ты обрываешь всякие надежды. Добровольно останавливаешь его.
- …должна кое-что рассказать тебе!

Остановить быть время, чтобы вместе с секундной стрелкой часах замерло все вокруг, задержалось и стало бы неподвижным. Пусть бы она вдохнула сейчас, глубоко и свободно, зажмурилась и, спустя несколько мгновений, дождалась бы какого-то незнакомого волшебства. Чтобы оно легонько коснулось ее, чьим-нибудь шепотом донеслось до уха, принесло с собою мудрость и совет. Как быть, чтобы не ранить? Как поступить, чтобы оказаться честной, не забыв рассказать правду самой себе?
[AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA]
Остановить бы сердце, чтобы оно не предавало, чтобы не билось с той же скоростью, какую только дозволено было слышать лишь одному человеку на всей планете. Она все равно дышит неровно, мешая чувства с собственным волнением, по коже скользит холод и руки больше не спасает даже пробивающееся сквозь одежду юношеское сверхтепло. Секунда, которую приходится пережить после ее последнего слова, в котором она собственноручно сломала один из удивительнейших, но не состоявшихся моментов своей жизни, показалась вечностью.

В ответ ей – только шутка.

Синие глаза, что и без того были глубоководным штормящем морем, откликаются еще большей тревогой в них, но губы, они повинуются всеобщему негласному правилу: над шутками, обычно, смеются. Уголки ее рта неволею приподнимаются, преображая девичье лицо, контраст меж улыбкой, срывающимися с голоса смешинками, и все той же взволнованностью взгляда напоминают смешение тьмы и света, как тогда, во время солнечного затмения.

Ей, рожденной делать людей счастливыми, а не приносить им боль в паре с разочарованием, не хочется говорить. И вместо того, чтобы набраться смелости, она поддерживает фальшивый юмор, потому что не может ответить на заветное «люблю».
- А вот и не угадал! – заявляет она, насильно, нарочно вплетая в слова задор, и смеется.
– Я – я – я…! – протягивает Усаги. – Решила записаться на внеклассные занятия! – блондинка озвучивает первое, что ей приходит в голову, едва она решает по-детски оттянуть момент назревавшей трудности, справляться с которой она, спасительница мира, уже передумала. – По пению! – финальное дополнение выходит случайным, видимо, чтобы окончательно добить и себя, и его.
- Я даже выучила кое-какой куплет! Хочу, чтобы меня без раздумий взяли в группу! – с театральной гордостью произносит «голова-с-шишками», торжествующе возводит палец вверх,  отыскивая повод ускользнуть из трепетных, но опасных, еще неправильных для нее объятий, и умоляюще заглядывает в глаза. – Послушаешь?

Закрыть лицо охладевшей ладонью. Cпрятать под пальцами разъевший щеки не смущенный румянец, а бледно-розовый след собственного стыда. Из тебя плохая актриса, Усаги, певица из тебя еще хуже, а твою ложь можно вычислить не прибегая к детектору лжи, ведь для тебя она столь же чужда и неприемлема, как всякая тень этого мира. Глаза выдают тебя гораздо раньше, чем ты желаешь в чем-то слукавить, по-детски убедив себя, что это ради еще одного мгновения чужой улыбки, которая давно уже покинула красивое юношеское лицо.
Все как ты и хотела, дорогая – он отступает, уходит назад, забирая с собой объятья оставляет тебя в сравнительной прохладе комнатного воздуха, и по твоей коже тут же бегут мурашки.
Ты глубоко вдыхаешь, провожая его взглядом, наблюдаешь за тем, как он, в такт твоей собственной ненатуральности, открывает для тебя занавес, мол, «ну же, птичка, пой, раз хочешь». И ты замираешь, вглядываясь в парня внимательней, осознавая вдруг до болезненного отчетливо, что подвох он чуял с самого первого мгновения, и нет смысла искать в себе храбрость для правдивого слова, или беречь радость настоящей секунды, нужно просто раскрывать все свои карты как они есть.
«… у тебя что, никогда не было парня?»
«….ты поэтому меня так боишься?!..» [AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA]
Восклицание Сейи, - да, тебе еще непросто запомнить его настоящее имя, - оно пронзает тебя сродни току, и ты, под громкий удар сердца тут же оборачиваешь голову в сторону, ища глазами тот самый портрет. Там, где вы вместе, там, где ты сияешь не хуже самого солнца, потому что чертовски счастлива, ведь тогда он был рядом. Твой Мамо-чан.
Тобой овладевает растерянность, и следом ты слышишь чудовищное, непримиримое: «или ты просто не любишь меня?». Возвращаешь синеокий взор торопливо, взволнованно, прижимаешь ладонь к груди, надеясь заглушить беспокойное сердце, зрачки становятся шире от коснувшегося их удивления, и ты спешно набираешь в легкие воздуха, словно бы хочешь что-то сказать. Разубедить? Он стал дорог тебе, вкрался в душу, вскружил голову, наполнил дни ваших встреч красками и новизной, и сказать ему, что «да, не люблю», значит солгать. Ответить же иначе, самозабвенной взаимностью, это солгать дважды, ведь ты знаешь точно, безо всяких сомнений, что твое чувство к Мамору, оно глубже, оно сильнее, оно вечно и со времен твоего прошлого уже обрело очертания аксиомы. Ты убеждена в этом, хоть так и не нашла объяснения, а тем паче и оправдания тому, почему же последнее свое время ты так бездумно отдала совсем другому.
И ничего о нем не рассказала.

Они меняются ролями. Девчонка, продержав в безмолвии паузу, потупив взор, шагает в сторону музыканта и опускается на мягкую постель рядом с ним. Пальцы тревожно сжимают покрывало, усыпанное полумесяцами и разноцветными кроликами, белокурая голова опущена, голос – робок и тих.
- Прости, - отвечает она, наконец решив открыться, озвучить заготовленную правду, но не позволяя себе посмотреть глаза в глаза. – Я должна была сказать сразу, но… Все было таким замечательным, таким… - оттенок улыбки. -... удивительным!
– Что я просто не знала как! Когда! Я не смогла! Прости! – это отчасти забавно, но ее интонация оказывается ровно такой же, с какой обращался к ней Сейя всего лишь некоторое время назад, разве что не хватает заветного: «Ты ненавидишь меня?».

- Его зовут Мамору, - произносит Усаги, в последнее мгновение все же возвращаясь взор к юноше.

Отредактировано Усаги Цукино (24-04-2015 23:07:56)

Самое нелегкое – это всегда ожидание. Односекундная пропасть между любым чистосердечным признанием и ответным словом, которое может принести с собою или проклятье до седьмого колена, или долгожданное прощение, или что-нибудь еще, что по сути-то, и не важно хотя бы потому, что в первое время девиз здесь существует один: «все что угодно, лишь бы не молчание». Это мгновение Усаги перенесла более, чем стойко, отделавшись еще десятком лишних ударов сердца, напряжением в пальцах, и по-детски зажмуренными глазами, ибо даже боялась предположить, что может услышать, а того хуже – увидеть в глазах Сейи, всецело отворившего для нее свое сердце и душу.
И представить даже страшно, что он подумал о ней сейчас. Наверное, решил, что она из тех безбашенных фанаток, которые только и мечтают, что о свидании со звездой, и что теперь она, знавшая обо всем с самого начала, спланировавшая каждый шаг, каждый разговор, наконец, добилась своего и готовится выкинуть парня как котенка.   [AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA]
«Кого зовут Мамору?» - спрашивает он удивленно, заставляя шишкоголовую блондинку прекратить едва начатую минуту угрызений совести и сгорания со стыда. Она послушно подергивает плечами и отдает все свое внимание юноше, стремясь прочесть по его лицу, взгляду или интонации, что он чувствует. Его последующее, почти сухое «а-а-а» вводит ее сперва в недоумение, неспешно перетекающее в тревожность, ведь за собственным нежеланием преодолевать трудности межличностного общения, ей хочется довериться любому фальшивому или умело сыгранному знамению где можно допустить мысль о том, что «все в полном порядке». 
Но дальше, когда он называет ее «Мамо-чана» парнем бывшим, она, сама того не замечая, недовольно хмурит брови  и поджимает губы в знак потаенной, младенческой обиды.
- И ничего он не бывший! – вдруг возмущенно выпаливает девчонка, собственной сердечной неволею вставая на защиту этого самого Мамору, потому что речь об их отношениях в прошлом времени легко роднится с похоронами, а это явно не то, чего она желала столько лет! И только преступив грань между попыткой по-взрослому объясниться с тем, кто оказался не так безразличен, как думалось прежде; шагнув назад, к своей излишней чувственности да эмоциональности, что зачастую равняли ее с теми, кто многим младше ее нынешнего возраста; только в этот момент она пожелала вернуть раздосадованный взгляд куда-нибудь обратно в пол, потому что поняла, как сейчас могла ранить Сейю.
Но не успела. Попалась в плен чужого взгляда, надежно увязла в омуте сапфировых глаз, чей взор, огибая совесть, проникал к ней в душу. Не способная уйти или отвернуться, удерживаемая прикосновением горячей ладони, новым ударом в сердце, она судорожно ищет ответ на вопрос.
Вспоминает встречи. Вспоминает потери. Вспоминает чувства, разделенные на двоих. Трудности, переживания, и силу, какую она обретала находясь рядом с тем, кому она поклялась в вечности хранимых в сердце чувств.
Так ты еще любишь его? Морские волны в ее глазах прибивают к мнимому берегу с силой, словно готовятся к шторму.
«Люблю…» - повторяет она в своей голове.
Вот только, замершая будто фарфоровая кукла, дышащая едва слышно Усаги Цукино отчего-то не может произнести этого вслух и оставляет за собой только ряд нечленораздельного повторения самого эгоистичного в мире местоимения:
- Я- я-я...

[AVA]http://sg.uploads.ru/AVb4r.png[/AVA] И почему только мысли взрослые, мысли правильные, мысли чистые приходят только тогда, когда становится уже безвозвратной секундой поздно. То, в каком неправильном, болезненном положении сердец они оба оказались, она понимала лишь сейчас, наворотив дел в паре с собственным эгоизмом, страхом нарушить нечестную сказку и расстроить ближнего.
Кажется, что хуже той тишины, что вновь повисла, не позволив девушке вымолвить и слова больше, чем прерывистое «я», могло быть только исчезнувшее прикосновение. Это было так, словно бы кто-то перерезал меж ними незримую, связывающую их нить – также неожиданно и болезненно. В ее глазах тут же заштормило море, приливая холодными волнами, отдавало во рту горько-соленым привкусом еще не существующих слез, когда он поднялся, не нарушая напряженного безмолвия, когда легким движением вернул музыкальный инструмент в чехол и уверенно устремился к выходу.
Подчинившись рефлексу, Усаги торопливо встала, найдя опору в ногах. Она желала сделать шаг вперед, остановить его, но переживания будто сковали тело, заставляя девчонку только лишь растерянно глядеть  в спину Сейе, отчаянно сжимая ладонь у сердца.
А чего ты, собственно ожидала? Если ты не посчитала его достойным знать правду, не значит, что он ее не достоин. Если ты решила, что утаивание – это не ложь, не значит, что в мире это не слова синонимы. Тебе трудно принять ответственность. Тебе трудно признаться себе в чувствах. Тебе сложно в них разобраться. Если ты ничего не сделаешь, он может уйти и больше никогда не вернуться, никогда не обмолвится с тобою и дружественным словом. Но ты, опоздавшая со своей правдой, уже ничего не можешь сделать.
Раздавшийся у самого порога голос на мгновение приводит в чувство, заставляя сердце подпрыгнуть, в поисках второго шанса, и у нее получается сделать даже шаг вперед. Сейя не спрашивает, он требует, и это пугает и подталкивает одновременно. Усаги сперва молчит, совсем недолго, но еще пытается отыскать так и не сказанных чуть ранее слов. Страшно, но понимание хрупкости и безвозвратности разрушенного мгновение заставляет преступить через собственноручно возведенные перед собой баррикады.
- Четыре! – синеокая школьница уже не шепчет, она говорит взволнованно, тревожно и ее открытый ответ, ее интонация сродни заклинанию «Я все расскажу, только не уходи!». - Четыре года! Я хотела рассказать тебе о нем! Клянусь, я хотела рассказать правду раньше!