Сегодня, вот уже третий день подряд, Рубеус с работы домой не торопился. Нет, он не воспылал чрезмерным трудоголизмом, хотя загонял свою службу безопасности чередой внезапных проверок самых разных видов – от требований скоростного сбора информации до отработки защиты здания от террористов. Два сотрудника не выдержали и с утра уволились, и Рубеус рьяно принялся за собеседование с кандидатами на должность, после обеда отсеяв троих.
По большому счету, он сам был виноват в сложившейся ситуации. Вот что бывает, когда ввязываешься в авантюры из-за хорошенькой девушки, не просчитав всех последствий. Но кто, прах побери, мог подумать, что именно их с Рэй танго займет первую полосу в утренней газете? Он чуть в столб не впилился, когда увидел в газетном киоске эту фотографию! По счастью, продавщица не признала в постоянном покупателе героя светской хроники, и вообще, получилось спокойно добраться до работы и изучить газету. Прочитав статью три или четыре раза, Рубеус выругался и сжег злосчастное печатное издание.
Клятые писаки! Они что, не могли найти для первой полосы темы поинтереснее?! Они с Рэй даже не были главными лицами на том приеме! А таинственности-то напустили, как будто Рубеус кандидат в министры, или один из главных спонсоров ЛДП!
Это все случилось второго июня, то есть, позавчера. Тогда, побушевав немного в одиночестве своего кабинета, Рубеус отправился к спецам агентства, которые, БЗТ их дери, отлично помнили давешнюю беготню со срочным подбором смокинга, и теперь смотрели на него горящими глазами, и разве что локтями друг друга не подталкивали и явно не понимали, чем Рубеус так недоволен.
Когда же немезиец язвительно предложил догадаться, один из ребят взял газету (у них, мерда горгошья, у каждого был экземпляр!), перечитал статью и скривился.
- Конечно, вы правы, Хосэки-сан. Отвратительная работа. Написано явно второпях, информация непроверенная, да тут ни одного достоверного слова нет, как будто бульварный листок, а не уважаемая столичная газета. Хотите, потребуем опровержение и подадим иск? Или сами напишем пресс-релиз про вас и мисс Хино, в нужном ключе, и пусть размещают.
Рубеус от такого предложения аж поперхнулся и от иска отказался, как и от пресс-релиза. Делать ему нечего, своей физиономией в прессе светить. Пусть этим Эйс занимается, а его увольте.
- Значит так… выясните, кто и зачем заказал и протолкнул эту писанину с фотографией. По-тихому. Нам скандал вокруг семейства Хино абсолютно не нужен, - подумав, он добавил, – Если при этом найдете что-нибудь на Кимуро – будет хорошо. Сколько примерно продлится шумиха вокруг этой фотографии, если не подогревать?
- Дня два. Самое большое – три.
Вот потому Рубеус и торчал на работе с утра до позднего вечера. Он бы и вовсе телепортом перемещался, но ребята из охраны с ума сойдут, если машина их босса не будет ездить туда-сюда, как положено.
Переделав в самый первый день все неотложные дела, Рубеус заскучал. Отвлекать сотрудников от их работы он не считал правильным, так что принялся искать дело себе… и повышать тонус службы безопасности.
Все уже давно разошлись по домам, только дежурная смена охраны бдила перед мониторами. Обход у них через десять минут, если верить часам. Рубеус закинул ноги на стол и задумался, не пойти ли и ему тоже домой? Хотя можно было и на работе переночевать, иначе зачем он диван в кабинет поставил? Секретаршу на нем валять, которой у него не было? Смена одежды  найдется, душ можно принять хоть в спортзале местном, хоть вломившись к Данбуриту. Кстати, где он? Сегодня они виделись как-то мельком, у того намечалось очередное прослушивание, а потом так и не пересеклись.
Нет, не пойдет он домой сегодня. К тому же, квартира хоть и стала более обжитой, все равно оставалась пустой временной базой, к которой не слишком подходило слово «дом».
Рубеус потянулся в кресле, но замер, заметив движение на мониторе, куда по привычке кинул взгляд. Не то, чтобы он рвался контролировать ребят из отдела видеонаблюдения, скорее, просто удовлетворял свою личную паранойю, из-за которой и поставил на экранную заставку прямое включение с нескольких ключевых камер. В том числе и той, что работала на лифтовый холл их этажа.
Рубеус успел подойти к промежуточной двери как раз в тот момент, когда с той стороны неровно и тихо постучались.
Пропуск, что ли, посеял? – успел удивиться Рубеус, бесшумно распахивая тяжелую бронированную дверь. Одного взгляда на Данбурита хватило, чтобы понять, что дело тут не в пропуске. И вообще, нечего тут стоять.
- Пошли, - Рубеус кивнул в сторону своего кабинета, внимательно глядя на Эйса. Из карманов торчали несколько бутылок пива, одна початая, но вряд ли его так накрыло со слабенького «Асахи».
Только когда они вошли в кабинет, и еще одна тяжелая бронированная дверь тихо закрылась за ними, щелкнув замком, немезиец прервал молчание.
- Что случилось? – он сам не знал, что готов был услышать в ответ. Все, что угодно, наверное. Потому что таким… поломанным? встрепанным? помятым? ему Данбурита видеть еще не приходилось.

Однако, насколько там пьян Эйс – еще вопрос, а бросок у него по-прежнему верный. Легко поймав бутылку, Рубеус с некоторым сомнением посмотрел на своего напарника-начальника-собутыльника, а потом на бутылку.
- Тебя ждал, - ответил он и негромко, но увесисто брякнул бутылкой о стол. Нет, пива тут явно будет недостаточно, придется откупоривать заначку.
И месяца не простояла, - мысленно хмыкнул немезиец, вынимая из кармана брюк ключи на длинной титановой цепочке. У него в кабинете, который Эйс обозвал «дежуркой» (а по мнению Рубеуса, так просто отличный был кабинет, ничуть не хуже, чем на Немезисе в прошлой жизни в ее, так сказать, лучшие дни), архитекторами, как и полагается, был устроен сейф в стене. Закрывала его картина с морским пейзажем, сменить которую у Рубеуса руки еще не дошли. Нервировала его Фудзияма над мирным морем просто до невозможности, да и сам сейф вызывал снисходительную усмешку. Хранить в нем, по мнению немезийца, можно было разве что алкогольную заначку и стаканы. А поскольку Прародина предоставляла отличный выбор выпивки, Рубеус составил себе бар, имея в виду только одно ограничение – объем сейфа.
Когда замки щелкнули, Рубеус обернулся к Эйсу, внимательно посмотрел на него, а после не менее внимательно изучил батарею бутылок в чреве сейфа.
Да, пожалуй, это.
Когда Рубеус снова обернулся, в его руках была новехонькая бутылка коньяка двенадцатилетней выдержки и два увесистых стакана-бокала. Сейф остался незапертым, и выглядел с торчащими из скважин ключами так же нескромно, как юдзё* с задранными полами.
Почти бронзовая прозрачная струя с тихим звоном коснулась стекла. Это могло бы выглядеть очень по-снобски, но Рубеус проделывал все манипуляции так обыденно и быстро, будто наливал дешевый самогон в толстые ребристые стаканы, из которых в армейской столовой пили компот.
- Держи, - Рубеус протянул Эйсу бокал с немаленькой порцией коньяка.

На замечание Эйса Рубеус только хмыкнул и красноречиво дернул плечом, так что в воздухе повисло невысказанное «щас». Не для того он собирал свою заначку, чтобы поить кого попало.
А вот закуской как-то не озаботился, да… Надо было хоть вяленым мясом запастись, оно долго хранится. На этой планете ведь есть вяленое мясо?
Рубеус сделал небольшой глоток, и уселся на край рабочего стола. Стакан тихо опустился рядом, словно в противовес Эйсу, на лице которого пьяное веселье меньше, чем за секунду сменилось глухой мрачностью. И коньяк эту мрачность даже не поколебал, разве что ослабил внутреннюю напряженность, такую сильную, что даже Рубеус, никогда не льстивший своему умению читать людей, слышал металлический звон натянутых нервов.
- Слушай, Акаи... Я ж тебя со всем этим даже и не спросил: ты вообще кто такой и откуда?
Ну да, с их, так сказать, знакомства прошел уже месяц, а они ни разу не поговорили спокойно. Встречались в агентстве мельком, перебрасывались парой фраз по рабочим вопросам, и все. Нет, Рубеус пытался вызнать хоть что-то об Эйсе Сайджоу, но не слишком преуспел в своих попытках. Дальше внешней личины идола и главы шоу-агенства было не продвинуться. Флюорит неизменно отвечала ему на все вопросы вежливой улыбкой и фразой, что «Сайджоу-сама Вам все расскажет, если будет надо», а Рубеус столь же неизменно пожимал плечами и отваливал работать дальше. Надо сказать, он  и сам не больно-то торопил события. Ему нравилось это место, эта работа. Нравилось обживать кабинет, выглаживать работу службы, собирать бар в сейфе, наконец. Мирная рутина так сладка, когда ты знаешь, что она обязательно закончится. Причем, скорее всего, скоро и внезапно.
Возможно, сегодня.
- Я? – Рубеус качнул ногой и сделал глоток из своего стакана. В отличие от Эйса, там еще оставалось порядочно. Он посмотрел на свой стакан, потом на Эйса, и глотнул еще, - А я вообще еще не родился.* Меня, можно сказать, не существует, - ему вдруг показалось это ужасно забавным. На пару секунд. Рубеус криво усмехнулся, отсалютовал стаканом и снова приложился к коньяку.
- Еще налить?

Рубеус пожал плечами и приложился к стакану. Разговор начинался любопытно.
- Не, - сказал генерал, поудобнее устраиваясь на столе, - Шизофрения – это когда ты голоса слышишь, которые велят тебе всякую хрень… Или это одержимость? – Рубеус невесело хохотнул, подумав о своем, и предпочел запить эти мысли коньяком. Глоток получился большим, и стакан опустел.
- Не важно, - сказал немезиец, наливая себе новую порцию, - Я просто хочу сказать… этот мир куда более безумен, чем мы о нем думаем. Вот ты, - он указал стаканом на Эйса, - существовал давно, потом умер, а теперь здесь. И я, - Рубеус отсалютовал бокалом , - еще не родился, хотя уже успел умереть, и теперь здесь… На самом деле, конечно, свихнуться со всего этого можно, если задуматься… - он помолчал, покачивая стаканом, а потом внимательно посмотрел на блондина.
- Но мы оба здесь. Живые. И это главное. Только вот тебе сейчас явно очень хреново. Может, все-таки расскажешь, в чем дело? - уже не балагуря, спросил Рубеус.
Нет, конечно, они могут вместо этого устроить философскую беседу о тайных мироздания под коньяк, или рассказывать друг другу истории из своей жизни, кое-где цветисто привирая, как полагается, но больше все-таки будет правды… наверное, они так и сделают. После того, как Эйс перестанет запираться и скажет, с чего его так корежит.

На упоминание начальствующей «шизофрении» Рубеус только коротко поморщился, - не до него сейчас вот уж совсем. Смерчу не было места в сегодняшнем разговоре, пусть древний самурай являлся, в некотором роде, его причиной.
- Все дело в том, что я недостаточно мертв, чтобы похоронить с собой свое прошлое...  ...и недостаточно жив, чтобы выбрать свое будущее.
Рубеус молча глотнул коньяку, так, чуть-чуть, чтоб зря не выдыхался, и кивнул. Он понимал Эйса. Боги-предки, да стоит только вспомнить, каково ему было первые дни после этого проклятого воскрешения… Понадобился выматывающий все нутро разговор с Алмазом, чтобы генерал Рубеус все-таки окончательно умер, и, как ни странно, пресловутое ограбление подпольного казино в качестве Дня Рождения.
А Данбурит, выходит, застрял между двух жизней, хотя явно топчет токийский асфальт куда как дольше меня. Паршиво. Очень паршиво ему должно быть…
Рубеус всмотрелся в лицо блондина, благо тот сейчас сидел с закрытыми глазами, и мыслями был очень далеко. В полумраке кабинета отчетливее были заметны мелкие вроде бы следы усталости – синеватые тени под глазами, черта у губ… сейчас Эйс здорово походил на призрака, вроде бы и во плоти, но весь какой-то хрупкий, ломкий, что ли…
Рубеус отвел глаза. Он никогда не умел читать людей, как это делали другие высокородные. И кто знает, не напридумывал ли он себе чего лишнего? Что было между ними общего? Одно спонтанное дело, да и все.
И все-таки… все-таки.
- Расскажи мне, семпай: какое оно? Будущее, где ты  родишься? Стоит ли оно того, чтобы царапаться или проще  подставиться, да и покончить со всем разом?
Где-то он это слышал… не в тех же словах, но что-то подобное. Давно, еще в детстве. То ли в школе, то ли дома, когда еще был жив дед по отцовской линии. Что-то типа «умереть или жить»? Или «жить или не жить»? В общем, вопросик был явно с Прародины, потому как жители Немезиса им просто не задавались. Некогда им было.
- Какое будущее? – Рубеус подлил себе коньяку и задумался. Не хотелось рассказывать о напрасно начатой, с треском проигранной войне в шаге от победы, о том, как сам свято верил в Возвращение. Они все верили. Неужели Мудрец был настолько могущественен?.. Нет, сегодня точно не время для этого рассказа. Ему надо подкормить этот костер, а не затушить его, сунув толстое полено.
Будущее, где он родился… даже если все теперь изменится, он сам приложит усилия, чтобы изменилось, но где-то будет существовать та реальность, которую он помнит.
Еще глоток, медленный, чтобы чувствовать, как перекатывается во рту жидкий огонь с характером, как вдох перед началом рассказа.
- Представь себе планету, у которой нет солнца. Вместо него по небу ходит магическое сияние. По вечерам оно медленно затухает, переливаясь разными цветами, а потом обязательно становится зеленым, и гаснет, - Рубеус говорил негромко, но легко. Перед глазами сами собой вставали и закаты над Территорией и Пустошью, и столовая гора над городом, и хрупкий на вид голубовато-прозрачный купол.
- Около ста лет назад там приземлился корабль с переселенцами. Они… искали новый мир, потому что не захотели того будущего, которое предлагала им земля тридцатого века. Двадцать тысяч человек жили сперва в звездолете, потом основали город и накрыли его силовым куполом. Так воздух сохранялся чистым, а климат – оптимальным. Снаружи – пыльная буря, а внутри – легкий дождь. И растения с прародины могут плодоносить без мутаций. В центре красиво – большой храм, театр, дворец и дома высокродных… к окраинам попроще, конечно. Но даже у нас в квартале был свой парк с источником и рыбным прудом. Маленький правда, мы чаще за купол бегали, на территорию. Там трава зеленая, роща, скалы – было где полазать в поисках приключений… у нас и своя секретная пещера была. У нас и еще у всех мальчишек города – в этой горе было полно пещер. И всем рассказывали про призрак мальчика, который ушел слишком далеко один, и  не вернулся. Говорят, кто-то даже его видел. Мне не доводилось.
Люди изменили планету только в одном месте – вокруг города. Посадили деревья, траву, устроили фермы, шахты, рыбные пруды – знаешь, большие такие бассейны. В них вода в сезон дождей копилась, и выпускали молодь, а потом в сухой сезон весь город рыбу ел – воды не оставалось почти, иногда совсем пересыхало, и мы там тоже мальчишками лазили – сокровища искали.
В его тайнике, например, были необычная пуговица, обкатанные водой кусочки цветного стекла и даже форменная булавка от офицерской формы, пусть и сломанная.
Вспоминая свои детские сокровища, Рубеус улыбнулся. Он до сих пор мог их перечислить все до одного.
- Ну вот… а дальше, за измененной Территорией, планета оставалась прежней. От города на юг – Пустошь с холмами и скальными грядами, потом пустыня, и где-то еще дальше – океан. А на севере – тоже Пустошь, на несколько сотен километров, а потом – Чаща. Вот там водятся настоящие приключения. С вот такенными, - он показал рукой, преувеличив разве что самую малость, - зубами и когтями. Так что люди в Пустошь, даже ближнюю, без дела не суются. Опасно там, да и респиратор надевать приходится… почти всем.

Рубеус покачал головой, отказываясь от исходящей сладковатым дымком трубки. Запах был тоньше и слаще, чем у ханки, но было у них что-то общее. Та самая едва заметная дурманящая нота, расслабляющая, завлекающая…
- Спасибо, не употребляю, - пробовал несколько раз по буйной юности, и все казалось, что нет в этом ничего страшного, все так расслабляются. Пока не случилось им пропавшего в приграничной полосе парня искать… нашли. В хашимном поле, уснувшего блаженным дурманным сном. Навсегда. И как отрезало у всего поискового отряда. Напились они тогда… всю заначку уговорили, потом до конца срока ходили по части трезвые и злые.
- Я лучше еще выпью, - перед глазами стояли лица тех парней, которые стали его друзьями, а потом – ядром нового подразделения, лучшими из лучших. Все они остались там, в больше не существующем будущем. На языке снова загорчило пеплом, и Рубеус опрокинул бутылку в стакан, опорожняя ее. Коньяк плескался почти у самого края. Генерал поднес стакан к губам и пил, пока не выжгло мерзкий пепельный привкус до самого нутра.
- Преславное место? – переспросил он, ухмыльнувшись, - Хотя да, тебе ты там понравилось. Каждый шаг вне города – по краю, каждый выход за пределы территории – ставка на жизнь. А потом ты без этого уже не можешь.
Немезиец прикрыл глаза и улыбнулся. Это была странная улыбка, одновременно и грустная, и дерзкая, и мягкая.
- С чего все началось на Прародине? – Рубеус так и начал говорить, не открывая глаз, - По правде говоря, я не знаю. Никто не знает. Разве что самые первые Двенадцать и их потомки. Хотя они ведь и соврать могли на старости лет… - генерал открыл глаза, хлебнул коньяка и продолжил, - В общем, есть официальная версия, есть семейные предания, а сколько уж в них правды, кто знает?  В общем, на Земле случился катаклизм, который у нас называют Оледенением. Когда именно он случился, и сколько продолжался, точно неизвестно, но предыдущая цивилизация – вот эта вот, - Рубеус ткнул пальцем в стол, на котором сидел, - была уничтожена не то, чтобы подчистую, но почти. А потом с какой-то стати не то пробудилась, не явилась королева Серенити со своим Серебряным кристаллом и заставила льды отступить. Хоть какая-то польза от этой стекляшки получилась, - немезиец снова приложился к стакану и продолжил, - Дальше, опять же, по легенде, она начала собирать людей под свое правление туда, где земли стали пригодны для жизни. Плюс, и это уже факт, в людях начала просыпаться магия. Связано это тоже с Серебряным кристаллом или нет – я не знаю. О том периоде вообще известны крохи. В общем, через какое-то время, уже существовало королевство, со столицей на месте этого города – Хрустальным Токио. А на троне сидели королева Серенити и король Эндимион. Жизнь вроде как потихоньку налаживалась, и вот тут-то все и началось.
Рубеус качнул туда-сюда стакан с коньяком, и прикончил его одним длинным глотком. После чего метко швырнул пустую бутылку в корзину для бумаг, чтобы не мешалась, подвинул стакан подальше и уселся на стол боком, поставив одну ногу на столешницу, будто на устроился на подоконнике.
- Нас учили, что все дело было в решении Серенити осчастливить всех жителей бессмертием с помощью кристалла. Но там совершенно точно должно крыться что-то еще. Лично я думаю, что как всегда, стоящие у трона не поделили власть. Сама королева додумалась до этого, или подсказал кто – пожалуй, уже и не важно. Кто-то поддержал, а кто-то решил поднять волну недовольства. Я думаю, не в одном бессмертии дело было. И не настолько там жизнь была хороша, как некоторые старики рассказывали. А еще, прабабка рассказывала, Серенити решила распустить армию, оставить только дворцовую гвардию и что-то вроде полиции, потому что вокруг мир, и никто не угрожает. Тоже от большого ума… хотя звучит здорово, да?  - Рубеус криво ухмыльнулся, - Короче, закончились эти идеи маленьким таким заговором. Нашлись двенадцать человек, которые решили то ли переворот учинить, то ли просто тогдашних ближников королевы подвинуть, я и не знаю. Но я все же думаю, из высоко стоящих они были… иначе ничего бы не получилось. А так до гражданской войны почти дошло, если не врут. Королева-то армию распустила, а полиция не сумела заговор обнаружить, поздно спохватились… В общем, когда стало понятно, сколько народу в нем замешано было, пришлось что-то решать. А поскольку королева была добрая и милосердная, - последние слова немезиец произнес с особой язвительностью, - то никого не казнили. И просто предложили валить с планеты куда подальше и не портить благолепную жизнь тем, кого все устраивало. Пятнадцать тысяч человек набралось. И те, кто в заговоре участвовал, и их семьи, кто захотел, и просто добровольцы были. Так вот и улетели. Правда, не очень далеко. Немезис тогда совсем рядом с границей системы проходил. Там и осели.
Рубеус замолчал, покачивая ногой, а потом вдруг с неожиданной злостью добавил:
- И вляпались по новой еще хуже. Но это уже другая история. А вообще, - уже куда спокойнее сказал немезиец, слезая со стола, - Я со всем этим одну вещь понял. Нельзя позволять кому-то выбирать будущее за тебя. Будь оно сто раз сытое, безопасное, благополучное – нельзя.
Он вытащил из чехла гитару и вернулся к столу. Снова сел на край, и начал бездумно пощипывать струны, подстраивая инструмент на слух.
Кому из них двоих был больше нужен сейчас этот рассказ? Рубеус не озвучил и половину тех вопросов, что копились и множились в его голове после воскрешения, но разговор помог упорядочить сумбур в собственной голове. И стало как-то спокойнее, легче. Вон, пальцы к инструменту тянутся. Сыграть что-нибудь? Глядишь, и Данбурит разговорится, с чего его так накрыло.

- Да? – Рубеус медленно тронул струны, прислушиваясь к звуку. Надо же, в самом деле, слегка перетянул, - Ну, у тебя и слух! – уважительно отметил он. Вот так, с одного тона, на чужом инструменте… Рубеус, конечно, тоже гитару не в первый раз держал, но конкретно этот инструмент был еще «не пристрелянным», на прежней гитаре колки ходили легче, ну так сколько та гитара с ним поездила?
- Гори… - хмыкнул он, поправил колки, исправляя натяжение, и взял два медленных аккорда с перебором, - Гори, гори… моя звезда… - не то пропел, не промурлыкал генерал, перебирая струны, а потом резко прижал их рукой, обрывая звук.
- Так ведь уже все. Отгорело. И вот опять… Ладно, прорвемся.
Он устроился поудобнее на столе и заиграл неспешным незамысловатым боем, так непохожим на недавний довольно хитрый перебор.
- Я сижу и смотрю  в чужое небо из чужого окна,
И не вижу ни одной знакомой звезды.
Я ходил по всем дорогами и туда, и сюда,
Обернулся и не смог разглядеть следы, - не то песня, не то речитатив, но голос Рубеуса смягчился, хотя и звучал глуховато. Все-таки, профессиональным певцом он не был, да и пел  последний раз еще в прошлой  жизни.
- Но если есть в кармане пачка сигарет,
Значит все не так уж плохо на сегодняшний день.
И билет на звездолет с серебристым крылом,
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень.

Он замолчал, и комнату наполнял только гитарный бой, негромкий и размеренный, а потом снова запел:
- И никто не хотел быть виноватым без вина,
И никто не хотел руками жар загребать.
А без музыки и на миру смерть не красна,
А без музыки не хочется пропадать.
Но если есть в кармане пачка сигарет…

Отредактировано Рубеус (30-08-2018 22:12:30)

- На, - не колеблясь ни секунды, и больше ничего не говоря, Рубеус протянул инструмент блондину. Пусть хоть все струны порвет, лишь бы молчать перестал.
Можно было бы задаться вопросом, а что, собственно, ему, опальному немезийцу-одиночке, который, хлопнув дверью, ушел от своих соотечественников, до этого, в общем-то, совершенного ему чужого блондинистого демона? Ведь, судя по агентству, старт у Данбурита был куда как уверенней, чем у Рубеуса, ему бы своей судьбой озаботиться, но нет, сидеть в отведенных ему границах – это не для Рубеуса.
И не умолкало, не унималось необъяснимое ощущение еще с того прокуренного бара в подпольном казино – они похожи. Они – звери одной породы, пусть и разной масти.
Конечно, Рубеус мог ошибаться. Он уже достаточно часто ошибался. Все-таки читать звериные следы в Пустоши читать куда легче, чем людские души. Но что ему делать с этим чувством собственной правоты? С хрупкими ниточками даже еще не доверия, а только намеков на него, с натянутыми струнами нервов Данбурита, с глухим рокотом неясных предчувствий в самом себе - игнорировать это, все равно, что отвернуться от грозовой зарницы - прекрасного и смертоносного. Рубеус не мог этого допустить. Просто не мог, и все.
Ничему его ни смерть, ни жизнь не учат.

Отредактировано Рубеус (02-09-2018 14:44:48)

- Значит, самое время начать, - негромко одобрил Рубеус. Все так же, сидя боком на столе, уперев локоть в колено, он рассматривал Эйса. Да уж, этот пришелся бы ко двору не только в офицерском собрании со своими шутками, картами и умением метателя, но и во дворце, где так любят и ценят стихи со множеством смыслов и намеков в каждой строке. И если разбирать скрытые смыслы чужих слов Рубеус худо-бедно научиться успел, то складывать подобные фразы, не говоря уже о виршах самому нечего было и думать. Так что молодой генерал с легким сердцем предпочел создать себе славу недалекого солдафона, ровным счетом ничего не смыслящего в тонкой игре слов.
Песня Данбурита напомнила ему те самые стихи, полные иносказаний, хотя, надо признать, была куда как откровенней дворцовой поэзии. Видно, даже после полбутылки коньяка юноша (а, несмотря на все эти фразы про сотни лет, которые в их обстоятельствах вполне можно было понимать буквально, Рубеус думал об Эйсе, как о парне моложе себя годами) не мог говорить откровенно о том, что его терзало. А может, вовсе и не умел, или не привык. Какая, в сущности, разница, если главные слова Рубеус услышал и понял?
Ведь говорил же я ему – все зло во всех мирах из-за женщин.
Но повторяться не хотелось, да и не будет его слушать Эйс… если только не выложить ему на стол парную карту, половинку пароля, которая заставит поверить – они похожи, они могут понять друг друга.
Рубеус потянулся за гитарой.
Удар по струнам, пауза, парный удар, пауза, снова парный удар…
Наверное, так будет правильно. Я ведь тоже никому не рассказывал.
- Жанна из тех королев,
Что любят роскошь и ночь.
Только царить на земле
Ей долго не суждено.
Ну, а пока, как богиню на руках,
Носят Жанну… Жанну. - отчего он никогда не задумывался, что эта песня так хорошо ложится на ту давнюю, еще не случившуюся историю?
- Все началось не со зла,
Все началось, как игра.
Но лестницу в небо сожгла
Плата за стыд твой и страх.
Ты и они, - я порвал бы эту нить,
Слышишь, Жанна? Жанна!

Сводит с ума улица Роз,
Спрячь свой обман, улица слез!
Я люблю и ненавижу тебя…

И ведь в самом деле – любил. И был готов бросить к ногам гордой красавицы все миры вселенной, потому что считал ее достойной этого. А она… она лгала ему.

- Грязь под ногами бродяг
Чище, чем фальшь сладких слов, - лгала с самого начала, или потом, уже не разобраться. Да и не хотелось разбираться, не хотелось вспоминать ни плохого, ни хорошего, раздирая худо-бедно, но зажившую рану. Довольно с него этого урока – женщины приносят беду.

- Сводит с ума улица Роз,
Спрячь свой обман, улица слез.
Я люблю и ненавижу тебя!
Да, прав Данбурит, прав. Песней, словами давно забытого поэта гораздо проще рассказывать о своих ошибках и печалях. Не так больно. И понимающий – поймет, а иному – незачем.
Гитара замолчала.

- Нет, - гитара опасно балансировала на краю стола. Рубеус не слишком-то смотрел, куда ее кладет, когда срывался с места. И то он едва успел заступить дорогу Эйсу, который, похоже, его вообще сейчас не видел, позабыл о нем, захваченный бурей внутри себя самого. Он сам сейчас походил на птицу, с бешено бьющимся пульсом, трепыхающимися крыльями, сильными, но хрупкими костями.
Взлететь, чтобы разбиться…
- Нет, - твердо, очень спокойно повторил Рубеус, удерживая парня за плечи, - Ты должен остаться. Остаться, слышишь?
Немезиец внимательно вглядывался в лицо Данбурита, пытаясь понять – а слышит ли тот его вообще? Все-таки выпивку с местным хашимом мешал, могло и унести слишком далеко.
- Эйс. Данбурит, - позвал Рубеус по обоим именам, надеясь, что блондин отзовется хоть на какое-то из них, - Послушай. Она не должна видеть тебя таким. Понимаешь?
Он понятия не имел, что там было у Данбурита с его любовью, была ли она красива, любила ли его в ответ, или отвергла – это было сейчас неважно.
- Она. Не. Должна. Видеть. Тебя. Слабым, - он пытался прорваться голосом сквозь марево душевной маеты, которая плясала в серых глазах, как пыльная буря, как непроходимая стена лиан в Чаще, которую Рубеус рубил словами, мерными, уверенными. Как взмахи мачете.
- Слышишь. Меня. Эйс? Данбурит?

- А знаешь, меня это радует, - сказал Рубеус, возвращаясь к столу, - Что он не всемогущ. Иначе… - немезиец не хотел переводить тему и потому просто махнул рукой. О Смерче у них еще будет время поговорить. Во всяком случае, генерал на это надеялся. Хотя что может быть глупее надежды?
На то, что враг окажется слабее. Или что все как-то само собой наладится. Что тебя спасет та, которая, может быть, все-таки не совсем была безразлична к тебе? Что в бесплодной пустыне отвергнутой первой любви вдруг выстрелит сквозь жесткую корку пересохшей земли зеленый росток неведомого чудесного дерева. И что это окажется именно то дерево, которое когда-то убило всю землю вокруг.
Глупое чувство – надежда. Свойственное только людям.
Выходит, мы все-таки - люди. Это радует.
Рубеус распахнул сейф и на ощупь нашел одну из самых дальних бутылок. Узкую, удивительно ухватистую – и наливать, и драться удобно. Полстакана. На вид – просто воды, и даже запаха особого нет. Но вряд ли в сейфе есть лучшее средство, чтобы прогнать бьющую Эйса дрожь.
- Пей, - он протянул стакан Эйсу, и дождавшись первого глотка, заговорил, - Все пей. Запечатать чувства… хорошая идея, только оно так не работает. Тебе страшно, Эйс, вот и все. Я не знаю, как у вас там это начинались, да и в чувствах разбираюсь хреново. Иначе бы… ну да хрен с ним, не о том сейчас. Я вижу, что тебе страшно. Не за нее, за себя. Ты… - Рубеус прищурился, тоже плеснул себе прозрачной жидкости в стакан и проглотил порцию жидкого пламени. В голове странным образом, нет, не прояснилось, но как-то все вокруг стало понятнее и проще.
- Ты боишься… - он будто нащупывал дорогу на осыпи в Пустоши, где каждый шаг может обернуться сломанной шеей, - Что вот она исчезнет из твоей жизни – живая или мертвая, неважно, и ты умрешь тоже. Думаешь – без нее мир потеряет краски, и все такое… Так он уже потерял. Она уже отказала тебе. И уже нечего бояться, понимаешь? Все уже случилось. И ты сам сказал, появилась другая. Ты сказал, что можешь быть с ней счастливым. Можешь. Что тебе мешает? Привычка и страх. И гребанное самолюбие отвергнутого поклонника. Больше ничего. Все еще ее любишь – отпусти, разве ты не хочешь, чтобы она была счастлива? Не любишь – тем более отпусти, на хрена тебе эта обуза, которая только мучает? Самолюбие пострадало? Так нет для женщины лучшей мести, чем видеть, что ты счастлив с другой и в мыслях не имеешь страдать по ней.
Рубеус сел на диван рядом с блондином, и вытянув ноги, повернулся так, чтобы видеть лицо Эйса.
- Ты не похож на тех, кто ловит кайф от боли и страданий, как от ханки. Иначе я бы тут не распинался. И значит, все ты можешь, если захочешь. Купол только кажется безопасным, Эйс. На самом деле он немногим лучше тюрьмы. Ксо, будь мы дома, я бы просто увел тебя дней на десять в дальнюю Пустошь, и все!
Но что делать, если нет ни Пустоши, ни десяти дней? Есть только кабинет, сейф с выпивкой и гитара. И только один вечер, который почему-то стал важным.
На самом деле все просто, Рубеус. Если ты жив, ты не можешь существовать в пустоте. Тебе это все нужно не меньше, чем ему. Что – это? А Хусим его знает, не до умных слов сейчас.
- Не позволяй никому выбирать за тебя будущее. И ей – тоже не позволяй.
Хлопнув Эйса по колену, Рубеус встал с дивана и вернулся на привычное место на краю стола. Взял гитару. С гитарой было как-то проще объяснить.
- В окнах гаснет свет как-будто навсегда,
Уходит из под ног чужая планета.
Полцарства за билет оплачено сполна,
Из тысячи дорог я выбираю эту.

Держаться за воздух, за острые звёзды,
Огромного неба коснуться рукой.
Держаться за воздух, за острые звёзды,
И там над землёй дышать им с тобой.

Отредактировано Рубеус (16-12-2018 19:04:06)